Поиск по тэгам

Лодочная бензозаправочная станция разительно отличалась от своих сухопутных собратьев, уставленных рядами стеклянных бутылок с мутной жидкостью неизвестного состава. Центральная улица рыбацкой деревни упиралась в небольшую грунтовую площадку, посреди которой тесным творческим коллективом выстроились ржавые бочки. Роль вывески выполнял удушливый запах испаряющихся на солнце нефтепродуктов, недвусмысленно намекающий на возможность осчастливить себя запасом топлива. Минут через десять наших жалобных призывов ко всем людям доброй воли, из ближайшего сарая выдвинулся обслуживающий персонал, телодвижениями и хихиканьем то ли выражая присущий ему от рождения оптимизм, то ли демонстрируя последствия регулярного вдыхания паров бензина. Вооружившись ковшом, воронкой и зажженной сигаретой, заправщик отважно погрузился в работу.

Краткая семейная прогулка в кратер вулкана Локон, трудолюбиво посыпающий пеплом головы скромных островитян недалеко от столицы Северного Сулавеси — веселого города Манадо. Словно рыбак, кладущий спичечный коробок, чтобы показать на фото размеры пойманной рыбы, распределял я членов семьи по складкам местности, дабы досточтимые зрители могли в полной мере уяснить масштабы этого геологического выпердыша. Посему, в нарушение уже устоявшихся традиций, на картинках можно наблюдать необычайно большое количество наших, слегка помятых радостями путешествия, но вполне счастливых физиономий.

С трудом пробивавшееся сквозь густой туман небесное светило с размаху плюхнулось за невидимый горизонт. С надрывным треском пиликнул в кустах кузнечик, стукнули по крыше последние редкие капли дождя... И, сперва несмело, а потом все дружнее и громче заквакали лягушки. Могучий квак сотнями голосов обступал нас со всех сторон, переливался раскатистыми басовитыми трелями, проникая сквозь мокрую листву и тонкие стены. «Ква, ква? Ква?! Ква! Ква-ква-ква!» — переговаривалось многоголосое жабье вече. Дебаты были в самом разгаре — жирные и важные, словно депутаты, земноводные смешно семенили по траве к водоему, часто шмякаясь пузом. Сразу вспомнилась свежевычитанная примета — лягушки поют весело к хорошей погоде. Не в силах оценить степень веселости лягушачьего репертуара и положившись на милость природы и квакающих синоптиков, я отправился спать. Вокруг зелеными исполинами вздымались горы южного Целебеса, кучку картинок которого я вам и продемонстрирую.

«И люди, люди у нас веселые, не то, что на Калимантане!» — словоохотливый водитель то и дело бросал руль, поворачивался ко мне, и бурной жестикуляцией дублировал рассказ про быт и нравы островитян. «А еще у нас есть один обычай, немного странный, конечно» — уже привыкнув к своеобразию обрядов и гастрономических извращений жителей Целебеса я, естественно, подумал про каннибализм. Вопреки опасениям, абориген не бросился на меня клацая челюстями, но продолжал рассказ с некоторым смущением в голосе: «Знаете, вот в других местах празднуют Новый год первого января, а у нас тут на острове так сложилось, что начинаем мы праздновать первого числа, а заканчиваем только тринадцатого. Кто первый раз слышит, поверить не может!». «Да, поверить трудно, — согласился я совершенно искренне, — и чем же вы занимаетесь все это время?». Водитель еще больше смутился, что-то промямлил про веселый праздник, но завершил речь откровением: «Ну, в общем мы пьем». «Весь остров бухает с первого по тринадцатое января?» — ответа не последовало. За окном проносились пыльные стволы пальм, пустые узкие улочки с припаркованными в тени лошадями, выцветшая на солнце реклама Кока Колы и кособокие ларьки с пирамидами колючих дурианов.

Мое предыдущее излишне кровавое повествование про похоронные обряды целебесских горцев немного взбодрило аудиторию. Чтобы не расслабляться, предлагаю обсудить вопросы туземной кулинарии, на время перенесясь с Сулавеси Южного в Сулавеси Северный. Надеюсь, вы сегодня плотно позавтракали и готовы желудком встретить порцию экзотических вкусняшек.

Бык смирно стоял на узкой тропинке у вершины склона, из перерезанного горла толстой маслянистой струей хлестала кровь. С противоположного конца столь же синхронно и толстоструйно выливалось дерьмо. Такой вот колоритный тораджийский фонтан в стиле «писающий мальчик»... Внезапно животное дернулось, встало на дыбы и растопырив негнущиеся ноги под радостные крики толпы кубарем покатилось по склону в мою сторону. Не долетев до меня пары метров, бык уткнулся в окровавленную и обосранную кучу еще шевелящихся туш. Тораджийская погребальная церемония была в самом разгаре, к камню наверху уже тащили очередную жертву.

Втиснувшись в пассажирское кресло местного рейса на Макассар, в кармане для блевательных пакетиков с удивлением обнаружил сборник молитв за удачный исход полета для представителей всех мировых религий. «Главное, чтобы на борту не оказалось слишком много атеистов» — подумал я, когда самолет в очередной раз безуспешно попытался найти в тумане залитую потоками бесконечного дождя посадочную полосу, а пассажиры дружно зашуршали молитвенниками. Наконец, в иллюминаторах замелькали затопленные поля, едва торчащие из мутной воды крыши домов, и поднимая фонтаны брызг лайнер нервно плюхнулся на жидкую землю. 

Похрустывая попавшими под ноги гнилушками, трусцой стараюсь поспеть за шустрым индонезийцем, ловко продирающимся сквозь погрузившиеся в вечерние сумерки джунгли. Будучи выше моего проводника на добрых полметра я, следом за ним, собираю головой многочисленные, растянутые в густом подлеске паучьи сети вместе с их возмущенными мохнаногими хозяевами. Наконец, облепленный паутиной, какими-то заполошными блестящими многоножками и приставучими колючками разных конструкций, я оказываюсь перед большим деревом с хитросплетенным, жилистым и дуплистым стволом. Проводник что-то выцеливает своим полумертвым тусклым фонариком в хаосе ветвей и сучьев...

Портовый пейзаж больше всего был похож на декорации к историческому фильму. Корявый лес мачт воткнулся в затянутое смогом тусклое небо, вереницы чумазых грузчиков с тюками на головах длинными цепочками исчезали в чреве пузатых деревянных кораблей. Шлепая по бескрайним лужам, вдоль причала носились какие-то оборванцы с бамбуковыми корзинами. Лишь приплюснутые пирамидами мешков грузовики, да кустарные телевизионные антенны из консервной жести, напоминали о начале XXI века.

Побитая молью грустноглазая лошадка жалобно, словно резиновый ежик, пискнула, когда я всей своей тушей плюхнулся в пыльное седло. Несколько неуверенных шагов, бодрый вопль аборигена, и несчастное животное зигзагом, выделывая кренделя трясущимися ногами, начало привычное восхождение по усыпанной вулканическим пеплом отвесной тропе.

Остров Чубадак (Pilau Cubadak) я обнаружил просматривая спутниковые снимки данного участка Индийского океана в Google Earth. Вид из космоса на песчаные пляжи и бирюзовые бухты показался весьма многообещающим, посему покинув экзотический и пустынный Сикуаи, мы переместились в мохнатокрышую хижину под пальмами вечнозеленого Чубадака. 

В двух десятках километров от столицы Западной Суматры славного города Паданга (Padang) скромно мокнет в теплых водах Индийского океана крохотный остров Сикуаи (Pulau Sikuai), которому суждено стать очередной целью нашего путешествия. Вдоволь наглотавшись дорожной пыли в дебрях Суматры, добрались мы, наконец, до тихого пляжного отдыха на малолюдном тропическом острове. 

Еще один, с позволения сказать, суматранский водоем - горное озеро Манинджау (Danau Maninjau), нахально заполонившее жерло потухшего вулкана. Впрочем, такой избыток озер вулканического происхождения в данном регионе вполне объясним: Суматра покрыта вулканами, как тинэйджер прыщами. Куда ни налей воды, эта яма непременно окажется вулканическим кратером или кальдерой. Результат получается труднодоступным, но живописным. 

Одно из первых голландских поселений на Суматре - городишко Букиттингги (Bukittinggi), бывший Форт-Де-Кок (Fort de Koсk), в окрестностях вулкана Марапи (Marapi). Всего лишь очередная транзитная точка в нашем суматранском путешествии. Сами дороги Суматры, по моему мнению, достаточно интересны, чтобы не утомлять взор благонравных читателей фотографиями традиционной городской башни с часами, унылого музея и еще одного суматранского вулкана, гордой кучей вздымающегося в синее экваториальное небо. 

От свежих, бодро пыхтящих горячим перегаром, вулканов плавно перейдем к вулканам потухшим, еще и залитым несметным количеством воды. Давно (семьдесят четыре тысячи лет тому назад) колоссальный суматранский вулкан взорвался, разбросав по планете свое раскаленное нутро. На его месте образовалась огромная бубликообразная яма, которая постепенно заполнилась водой. Так и образовалось озеро Тоба - затопленная кальдера древнего супервулкана, площадью 1775 квадратных километров, глубиной местами более 500 метров, со здоровым островом посередине.