Каячное

Давно обзавелся складным чудо-плавсредством, но только сейчас удалось погрузить оное в морскую воду. Созревание для приобретения разборного каяка происходило постепенно — сперва просто страдал от отсутствия в нужных местах приличного снаряжения и плавсредств, потом стал возить с собой одежду и весла, а теперь и каркасный каяк в сумке. В родном аэропорту к негабаритной поклаже отнеслись с пониманием: «Это спортивное оборудование? Тогда бесплатно».

Совершил убийство нескольких рыб с применением желтого каяка и прочих сообщников. Это душераздирающее зрелище было запечатлено на фотографиях, которые тут и выкладываю.

Весна — наилучший сезон для гребублинга в наших краях. Небо еще сохраняет зимнюю синеву, по прозрачной воде важно дрейфуют бирюзовые льдины, воздух прохладный, идеально подходящий для гребли. И даже довольно сильный ветер не может толком разогнать волну в небольших промежутках между ледовыми полями. По пустынной акватории кочуют какие-то птицы, кроме них разве что редкая браконьерская лодка протарахтит на горизонте, да над поверхностью то там, то тут мелькают круглые тюленьи морды.

Канал под прямым углом обогнул плешивое рисовое поле и сузившись до трехметровой ширины зазмеился в сплетении коряг, тянущих сквозь зеленую воду свои склизкие щупальца. Высокие обрывистые берега полностью закрывали обзор, нависающие над водой пальмы отбрасывали приятную тень на задумчивых лягушек, с идиотской ухмылкой встречающих медленно скользящий мимо каяк. На краю поля возвышался здоровенный буйвол, больше всего похожий на большую кучу засохшей грязи с торчащими из неё рогами. Откуда-то из чрева немытого животного доносилось злобное сопение, усиливающееся по мере приближения каяка. Возмущенная говядина явно копила какие-то претензии к моей скромной персоне, но не имела возможности выразить их при более тесном общении. «Азиатский водяной буйвол Bubalus bubalis», — зачем-то успел вспомнить я, когда тонна мяса без всякого разбега сиганула с обрыва в воду, целясь в середину каяка. Совсем немного перелетев мимо цели, эта пыхтящая туша выплеснула чуть ли не всю воду из канала, создав огромную волну. Каяк сделал свечку и сшибая глиняные кочки понесся прочь в водовороте из болотного мусора и коричневой пены.

Вода стремительно убывала. Мутная коричневая субстанция небольшими лужами блестела в сплетении склизких корней. Лабиринт проток, еще недавно казавшийся водными тропинками, превратился в клейкие, илистые и совершенно непроходимые для каяка щупальца. Теперь я — не покоряющий водные просторы гребубля, а нечто длинное, чумазое, с кряхтением протискивающееся по обмелевшему болоту. Постыдно прозевав отлив, при попытке пройти сквозь мангровые заросли из одного речного русла в соседнее, лихорадочно распихиваю веслом грязные ветви и удивленных такой наглостью зеленых змей.

«Эй, парень, причаливай!» — мужик бежал вдоль берега по колено в ледяной воде, разбрасывая во все стороны тучи брызг и длинные серые плети пожухлых водорослей. Я что-то невразумительно буркнул в ответ, стараясь не сбить дыхание, размеренно вбивая весло в стеклянную поверхность бухты.  «Попробуй шашлык!» — в одной руке у моего собеседника дымилась охапка шампуров с увесистыми кусками мяса, другой он душил за горло початую бутылку водки. Недалече на бревне расположилась компания пикникующих. Кучки отдыхающих граждан пестрыми пятнами мухоморились у подножий еще не позеленевших сопок. Если грести близко к берегу, почти каждый с той или иной степенью энтузиазма пытался пригласить к столу. Чую, надо толстеть, чтобы не приставали со всякими глупостями.

Основательно набултыхавшись в лабиринте кораллового рифа, средь небритых ежей, любопытных желто-черных морских змей, колышащихся щупалец актиний и рыб несъедобной внешности, завалился я спать в тени фикуса на заброшенном пляже. По оставленным мощным приливом грудам высохших водорослей, ошметкам кокосов и стволам бамбука сновали многочисленные крабы, растаскивая по песчаным норам свою мусорную добычу. Вдалеке послышалось постороннее шебуршание — презрительно пиная замешкавшихся крабов, вдоль кромки воды в нашу сторону на разборки двигалась группа одичавших, но вполне упитанных павлинов. За взъерошенными петухами на почтительном расстоянии трусливо семенили скромно окрашенные павлинокурицы. Почему-то стало обидно. Нормальных путешественников кусают акулы, жалят змеи и варят каннибалы... Нами же заинтересовались лишь какие-то ходячие веники из перьев.

Упитанные зеленые мухи со звонким жужжанием выписывали круги по вытянутой орбите и, сочно шмякаясь головой о горячее удилище, оглушенные валились на перемазанную тиной желтую палубу. За странным аттракционом равнодушно наблюдала пучеглазая стрекоза. Под днищем мелькало усеянное улитками дно с суетливо копошащимися полчищами вечно голодных мальков. Бесшумно скользя по зеленому ковру из кувшинок, каяк все глубже внедрялся в водяной лабиринт. Топкие берега силились дотянуться хищными щупальцами сухих ветвей, болото манило отражением синего неба в зеркальном спокойствии воды и обещало скорое знакомство со слизкими телами своих зубастых обитателей.

Активно продолжаю выгул каячных неофитов, слегка перемещаясь по окрестной акватории. Домашний каякинг изумителен возможностью плотного общения с природой не только не покидая пределы Владивостока, но и фактически находясь в одном из его центральных районов. При этом гребублям достается обширное незагаженное пространство, щедро усеянное морскими организмами, овеваемое свежим воздухом и омываемое солеными япономорскими водами.

Возрадуемся же, дети мои, что в пока что скромные ряды нашего братства влилась новая заблудшая душа, одержимая греблей на бесовском изобретении северных народов — морском каяке. Близок, близок тот день, когда по морям, озерам и болотам отчизны будут грести несметные толпы морских каякеров. И не будет на воде никакой иной твари механической, окромя наших бесшумных и быстрых лодок. И не потревожит никто звуком мотора заповедную тишину родных акваторий. И забудут люди про радикулит, и не вспомнят в каком месте у них рос живот. И будет всем ЩАСТЕ.

Целый месяц не держал в руках весло, посему странно было бы упускать наступление вполне летней погоды и не прокатиться по заливу, насколько позволит ледовая обстановка. Ледовый панцирь, стойко державшийся сверх положенной нормы, сдал свои позиции как-то внезапно и бесследно. Вместо характерных для этих чисел марта дрейфующих ледовых полей, на поверхности воды плещутся лишь жалкие скопления ледышек.

Зеленая волна, шипя и причмокивая, облизала обсиженные улитками валуны и откатилась назад в море, оставив веселенький пластиковый каяк в тени нависающих над водой деревьев. Из темной, лоснящейся, словно отлитой из воска листвы свисал длинный хвост. На другом конце хвоста находилась красная мозолистая задница с приделанной к ней сонной обезьяной. Примат меланхолично покачивался на ветке, не замечая подкравшегося снизу двухметрового юнната. Не устояв перед искушением напакостить, я ухватился за кончик хвоста и сильно дернул. Раздалось удивленное верещание, хруст и, отделившись от кроны дерева, на дно каяка рухнул клубок из рук, листьев, шерсти и пронзительных воплей.

«Добрый день, как водичка?» — Спросил я, подгребая к группе барахтавшихся в воде рыбаков. В ответ раздалось лишь энергичное бульканье. Очередная большая плавная волна перекатилась через головы, ведра и затопленную лодку. Задушевный разговор почему-то не клеился, товарищи молились, явно предпочитая религиозный диспут беседе об искусстве или политике. «Чудная погода, красивое море, вокруг скапливаются любопытные рыбы... Вполне подходящий день, чтобы утонуть...» — Выслушав мою ободряющую речь, оформленную театральными жестами, мужики яростно замахали черпаками, пытаясь, вероятно, осушить Тихий океан. Остров практически скрылся в легкой дымке за горизонтом, мощное, омывающее кораллы, течение уносило дружный коллектив все дальше в открытое море.

Для ночного бомжевания десантировался на один из уютных галечных пляжей острова Попова, воздвигнув палатку рядом с буйно цветущей и пахнущей ботаникой. Вечером в жилище с грохотом ломились какие-то унюхавшиеся цветов насекомые. Их безумные усатые морды хищно смотрели на меня сквозь москитную сетку. Впрочем, здоровый сон приходит под топот шестилапых чудовищ по натянутому как барабан тенту, шум прибоя разыгравшегося к заходу солнца, и душераздирающую книжку из недр светящегося в темноте книгочитательного гаджета.

Высунув утром верхнюю часть организма из палатки, прилепившейся на узком галечном пляже одной из микроскопических бухточек острова Попова, обнаружил плотную завесу тумана, нависшего над холодными водами залива. Посему, весь день провел, словно морской ежик в тумане, гребя наощупь меж мокрых зеленых островов, обсиженных бакланами скал и тарахтящих где-то в пространстве моторных посудин.