Арму

Источая смесь усталости и пьяной удали, высадившиеся рыбаки поздоровались и подошли. Даже их недвижимый товарищ, почуяв контакт с твердой поверхностью, вылез на берег и протопал прямиком к костру, протягивая к огню скрюченные от холода руки. «Всё, я никуда больше не поплыву» — уверенно заявил он, нахохлившись на бревне, словно январский воробей. «Тут тепло, костер, пища» — хлопец односложно перечислял радости жизни, словно вколачивая гвозди в еще не высказанные альтернативные предложения.

«Поплывешь, еще как поплывешь. Куда ты денешься...» — сказал старший из рыбаков. Мы почему-то окрестили его удэгейцем, хотя в свете костра сложно было разобрать черты лица. Может удэгеец, а может от пьянства так покорежило, кто его знает. Расспросы, презенты из рыбы и ловчих мух, перемежались у прибывшей компании с попытками уговорить товарища вновь сесть в лодку.

«Москвичи? Эк вас далеко занесло-то... А почему тут встали?» — удэгеец окинул взглядом обжитую нами полоску земли. «Впрочем, там ниже и не встать, пляжи затопило. Мы-то наш бат ищем, у барака должен ждать. А ну-ка, посветите сюда» — в луче фонаря появилась коробка с ловчими мухами, парочка из которых тут же была презентована нам.

«Серега, мы пошли, луна светит, дойдем нормально» — обратился удэгеец к угнездившемуся у костра телу». «Никуда я не пойду! Совсем спятили, в темноте, под корч залетим, я жить хочу» — заверещал Серега с удвоенной энергией. «Сказано, пошли!» — рявкнул старшой, и вдруг тихо добавил — «Нельзя тут оставаться, место нехорошее».

«Ладно, Вовчик, забирай брата» — доселе молчавший рыбак выступил вперед, сгробастал на спину вдруг как-то обмякшего и сникшего Серегу, и без лишнего насилия унес тело в лодку. Процессия из трех «Уфимок» спешно отчалила, весело переругиваясь и бестолково светя одиноким фонариком в туман. «Экий, право, затейник, место нехорошее выдумал» — сказал я зачем-то в наступившей тишине.

Костер задымил и потускнел, черные скалы с противоположного берега придвинулись ближе и нависли мрачной громадой, закрыв луну, а туман, казалось, стал осязаем и тверд как стекловата. Из темноты елочного бурелома на открытое пространство выплеснулся невидимый ужас. Сперва застенчиво, словно первые капли дождя, где-то в дальний уголок мозга прокрался робкий неосознанный страх. Постепенно усиливаясь он перешел в поток, безотчетную, бессмысленную, сжимающую желудок панику. Разговоры смолкли, стесняясь собственных побледневших лиц товарищи суетливо разошлись по палаткам.

Ложась спать я брезгливо отбросил в угол палатки увесистую трубу фальшфейера. Почему-то внутри меня твердо засела уверенность, что уж медведь-то сюда ночью точно не придет, а тигр найдет достаточно пищи и без наших бренных тел. Впрочем, учитывая непроходимый бурелом со стороны леса, определенные основания для этого имелись.

Ночь прошла спокойно. Гидробудильник выгнал меня наружу в седьмом часу утра, небо уже посветлело, но туман все еще плотно цеплялся за дно ущелья, придавая пейзажу величественный и загадочный вид. Как всегда в такие часы меня обуяла жажда деятельности. Рыбачить на нахлыст было еще рано, насекомые сладко спали, рыбы отказывались жрать сухих мух с поверхности, а ловля на мокрую муху не столь интересна. В поисках какого-нибудь занятия ощупал я помятую физиономию, решив хотя бы умыться.

Присев у места впадения ручья на торчащий из воды камень и набив зубной пастой рот, стал я похож на пингвина, у которого приключился эпилептический припадок. Басовито грохотали булыжники в струях воды, колыхались густо облепленные гранеными домиками ручейников притопленные ветки, капающая мыльная пена стремительно уносилась вниз по течению. В отражении полированного лезвия ножа физиономия моя выглядела не так облезло, как в настоящем зеркале. За спиной чуть слышно хрустнули ветки. «Ася опять бродит по лесам» — подумал я.

Надо сказать, что руководитель и вдохновитель нашего похода отличалась завидной непоседливостью и страстью к прогулкам по прилегающей местности. Уссурийская тайга — не самое подходящее место для одиночного променада. Однако, вооружившись ракетницей, здоровенной рацией, видеокамерой и несметным количеством других электронных гаджетов, Ася отважно исчезала в зарослях, откуда долго доносился треск, сосредоточенное пыхтение и шорох помех в динамике рации. Ася гналась то за бурундучком, то за оленем. Запаса ее энтузиазма хватило бы загнать целое стадо мамонтов...